Маленький эпизод музейной жизни из далёкого прошлого…

Он всплыл в памяти после того, как недавно в музей позвонила Мария Григорьевна Гринберг, собирающая воспоминания о своём отце, известном ленинградском архитекторе Григории Гринберге, 120-летие со дня рождения которого отмечают в Санкт-Петербурге его родные и ученики.

Зимой 1976 года, когда я уже начала работать в художественном отделе Псковского музея-заповедника, выяснилось, что появились скромные возможности пополнить коллекцию живописи. Дело было в том, что в ней было множество «лакун», а предполагалось вскоре открыть раздел искусства 20 века. Я собралась в командировку в Ленинград с надеждой раздобыть там что-то достойное. Предварительно переговорив с коллегами из Русского музея, которые посоветовали обратиться к брату художника Владимира Гринберга, чья персональная выставка недавно прошла в залах Ленинградского отделения Союза художников, в компании моей студенческой подруги, сотрудницы отдела рисунка Русского музея Натальи Уваровой, я впервые отправилась в дом наследников этого художника. Впрочем, и она еще никогда не бывала ни у коллекционеров, ни у наследников, и было очень интересно – что же мы там увидим?

Наконец, в небольшой, аскетично обставленной, квартире какого-то дома, кажется, в новостройке, нас встретили два старых человека с музыкально звучащими именами: Григорий Ариевич и Цецилия Ариевна – брат и сестра художника, который умер в блокадном Ленинграде еще в 1942 году. С первых минут общения возникла обоюдная симпатия. Григорий Ариевич, по-юношески стройный и подтянутый, воплощение интеллигентности, рассказывая о брате, показывал его работы, висящие на стенах и сложенные аккуратными штабелями у стены.

Нас сразу покорила живописная маэстрия, присущая произведениям Владимира Гринберга. Все вместе мы выбрали пять работ, которые, по нашему мнению, могли бы наилучшим образом представить личность художника. Среди них была совершенно замечательная «Гладильщица» (1933): отвернувшаяся от зрителя женщина в «баретках» из всех сил налегавшая на маленький, разогретый огнем чугунный утюг.

Гладильщица. 1933. Псковский музей-заповедник

Лаконичная пластика форм, точность отобранных деталей – всё вместе складывалось в повествование вроде бы совершенно незатейливое, но выходившее за пределы изображённого и пропитанное воздухом времени. Это качество присутствовало и в других работах, особенно в пейзаже «Сумерки на Неве. Переулок» (1936), полном щемящей грусти и одновременно – поэзии. В нём явственно ощущался дух прекрасного города, вызывая в памяти строки Александра Блока…

Сумерки на Неве. Переулок. 1936. Псковский музей-заповедник

Приобретенные в скором времени работы (которые мне помогла дотащить до поезда моя верная подружка) с тех пор неизменно входят в состав экспозиции картинной галереи. Не один раз воспроизводились они в проспектах, альбомах, а также вошли в большую монографию о Владимире Гринберге, изданную Галееев-галереей в 2008 году. Позднее, когда мне проходилось видеть картины этого художника в собраниях других музеев, я невольно сравнивала их с «нашими» и всегда говорила себе: «всё-таки наши – из числа самых лучших!»

Когда мы уходили из квартиры Гринбергов, я обратила внимание, что в коридоре висит натюрморт с кусками мыла и спичками. Роскошный по живописи, он был написан совсем иначе, чем всё, что мы перед этим видели, и чем-то напомнил мне «обманки». Григорий Ариевич скромно признался, что это его работа. А я втайне подумала, что этот натюрморт тоже по-своему достоин музея, но сказать это, конечно, не посмела. Когда мы уходили, нагруженные «добычей», Цецилия Ариевна сочувственно обратила внимание на тонкое пальтишко моей спутницы, на что та бодро ответила: «нет, посмотрите, какое оно плотное!» И тогда Цецилия Ариевна доверчиво, как ребёнок, потрогала краешек этого пальтеца… Больше этих чудесных стариков мне увидеть не пришлось…

Н.И. Салтан